Поиск по сайту

Наша кнопка

Счетчик посещений

58874735
Сегодня
Вчера
На этой неделе
На прошлой неделе
В этом месяце
В прошлом месяце
18315
49490
197702
56530344
928557
1020655

Сегодня: Март 29, 2024




Уважаемые друзья!
На Change.org создана петиция президенту РФ В.В. Путину
об открытии архивной информации о гибели С. Есенина

Призываем всех принять участие в этой акции и поставить свою подпись
ПЕТИЦИЯ

ВОЛЬПИН В. И. О Сергее Есенине

PostDateIcon 23.01.2011 21:00  |  Печать
Рейтинг:   / 0
ПлохоОтлично 
Просмотров: 10640

Вольпин В. И.Вольпин В. И.

О СЕРГЕЕ ЕСЕНИНЕ

 

Я стращать мертвецом вас не стану,
Но должны да вы, должны понять...
Есенин «Пугачев»

 

I
В своих воспоминаниях о Сергее Есенине я хотел бы главным образом остановиться на его кратком пребывании в Туркестане, которое отразилось в его творчестве («Пугачев») и вызвало к жизни книгу стихов «Персидские мотивы».
Несмотря на обилие персидских имен и географических наименований в «Персидских мотивах», Есенин в Персии по разным причинам не был, хотя и очень энергично туда собирался.
Материалом для «Персидских мотивов» послужили впечатления от путешествий в Туркестан и на Кавказ. Есенин мог писать, только переживая, только осязая предметно свою тему.

II
Познакомился я с Есениным в конце 1920 года. Я работал тогда в качестве представителя от Туркцентропечати в Москве при главном управлении Центропечати на Тверской. Имажинисты в то время почти монопольно, несмотря на острый бумажный кризис, ухитрялись издавать свои тощие книжки и часто бывали в Центропечати, экспедируя через ее аппарат свои издания в провинцию.
Там я впервые увидел Есенина, пришедшего туда по делу.
Наши встречи стали почти ежедневными. Встречались мы в кафе поэтов «Домино», в кафе имажинистов «Стойло Пегаса», на вечерах в консерватории и в Политехническом музее, в книжной лавке на Никитской, у него на квартире в Богословском пер. (рядом с театром б. Корша) № 3, кв. 48, где жил он вместе с Мариенгофом.
Есенин был тогда неутомим, и вино еще не оказывало на неготакого действия, как впоследствии, когда он пьянел буквально от нескольких рюмок, иногда даже не водки, а воды, которую незаметнолили ему в рюмку вместо вина.

В то время Есенин был бодр. Он казался вождем какой-то воинствующей секты фанатиков, не желающих никому и ни в чем уступать. Особенно он был настроен против футуристов, отрицая за ними всякие заслуги и аттестуя их вождей весьма «крепкими» эпитетами.
Писал он в ту пору много, но выступал все время с одними и теми же вещами, главным образом с «Исповедью хулигана» и некоторыми стихами из «Трерядницы».
Оратором он был слабым до-нельзя. На эстраде он всегда «скандалился». Недостаток слов заменял выразительностью жестов, кстати чрезвычайно помогавших ему и при изумительном мастерстве чтения стихов.
Читал он свои вещи всегда наизусть, помня все написанное с четырнадцати лет. Скандируя отдельные места, не всегда в согласии с логическими делениями стиха, он
как бы ощупывал их, доводя осязательность образов до предельной ясности. Бросая их пригоршнями в толпу, подчеркивал свой какой-то особый, есенинский ритм. Он помогал им жить своей яркой жестикуляцией, сопутствовавшей ладу его строк.
Трудно описать тот успех, который имел Есенин у публики, принимавшей его восторженно, впивавшейся в него тысячами влюбленных глаз и устраивавшей ему овации, которых никто из поэтов, выступавших с ним, не имел. Только иногда, когда он читал свои стихи сплошь, не выпуская из них некоторых острых мест, — тогда часть публики пыталась устраивать поэту обструкции.
Есенин всегда бывал окружен людьми, большей частью мужчинами, очень редко женщинами, хотя усцех среди них был у него исключительный.
Отношения с людьми в трезвом виде у него были всегда ровные, теплые, с близкими он целовался при встречах, крепко жал им руки и подкреплял свою любовь улыбкой, чистой, как у мальчика.
Если в трезвом виде Есенин был всегда ровно и тепло настроен, особенно к людям, которых он знал и любил, то зато в состоянии опьянения он резко менялся, в нем появлялся какой-то злобный, долго неутоляемый задор — ив таком состоянии он говорил резкости, был совершенно нетерпим, неуместно похвалялся своим талантом и совершенно не терпел никаких ему возражений. Иногда такое настроение через некоторое время переходило в минорную сантиментальность, сопровождавшуюся сетованиями на судьбу и якобы преследующие его неудачи.

Помню, однажды уже перед самым моим отъездом в Ташкент Есенин, как бы по секрету, наклонясь над ухом, сообщил, что у него завтра будут блины, и пригласил меня к себе в Богословский переулок.
Когда я пришел, гости были уже в сборе. Помимо хозяев (Есенина и Мариенгофа) были Г. Р. Колобов, какая-то нарядная женщина — кажется, актриса — и не то родственник, не то земляк Есенина, приехавший из деревни, человек уже пожилой, исправно евший и пивший, но упорно молчавший.
Есенин был в хорошем настроении. Я впервые видел его в роли хозяина, усердно потчующего гостей, и внимательно присматривался к нему. Он был хорошо и со вкусом одет, гладко выбрит, от него пахло духами.
Есенин много ел, пил, в промежутках между едой курил, не забывал подгонять гостей и много говорил, говорил... Рассказывал, что пишет «Пугачева», что собирается поехать в киргизские степи и на Волгу, хочет проехать по тому историческому пути, который проделал Пугачев, двигаясь на Москву, а затем побывать в Туркестане, который, по его словам, давно уже его к себе манит.
— Там у меня друг большой живет, Шурка Ширяевец, которого я никогда не видел, — говорил он оживленно.
После обеда актриса пела песни, затем Есенин вместе с ней пел частушки, читал стихи и рассказывал анекдоты, над которыми все много и долго хохотали.
В то посещение я увидел на столике в комнате Есенина несколько книг о Пугачеве: очевидно, материалы к его трагедии. Но какие это были книги! Четыре-пять дешевых популярных книжек, исчерченных на полях характерным почерком Есенина, в котором каждая буква чернела отдельно, напоминая солдата, отбившегося от военного строя.

III
Вскоре я уехал в Туркестан. Мы встретились с Есениным через три месяца в Ташкенте.
Есенина манил не «Ташкент — город хлебный», а Ташкент — столица Туркестана. Поездку Есенина в Туркестан следует рассматривать как путешествие на Восток, куда его очень давно, по его словам, тянуло.
Правда, он полушутя, полусерьезно рассказывал по приезде, что ему не удалось поспекулировать чем-то, так как по пути какой-то заградительный отряд что-то отобрал у него
Это была шутка, так как, — что он мог везти из голодной Москвы в «хлебный» Ташкент? Тогда же он рассказывал, что «их семье вообще не везет»: несколько-де месяцев назад у его отца , по пути виз деревни в Москву, отобрали много съестного, которое он вез в подарок сыну.

Приехал Есенин в Ташкент в начале мая, когда весна уже начала переходить в лето. Приехал радостный, взволнованный, жадно на все глядел, как бы впивая в себя и пышную туркестанскую природу, необычайно синее небо, утренний вопль ишака, крик верблюда и весь тот необычный для европейца вид туземного города с его узкими улочками и безглазыми домами, с пестрой толпой и пряными запахами.
Он приехал в праздник уразы, когда мусульмане до заката солнца постятся, изнемогая от голода и жары, а с сумерек, когда солнце уйдет за горы, нагромождают на стойках под навесами у лавок целые горы «дастархана» для себя и для гостей: арбузы, дыни, виноград, персики, абрикосы, гранаты, финики, рахат-лукум, изюм, фисташки, халва... Цветы в это время одуряюще пахнут, а дикие туземные оркестры, в которых преобладают трубы и барабаны, неистово гремят.
В узких запутанных закоулках тысячи людей в пестрых, слепящих, ярких тонов халатах разгуливают, толкаются и обжираются жирным пилавом, сочным шашлыком, запивая зеленым ароматным кок-чаем из низеньких пиал, переходящих от одного к другому.
Чайханы, убранные пестрыми коврами и сюзане, залиты светом керосиновых ламп, а улички, словно вынырнувшие из столетий, ибо такими они были века назад, освещены тысячесвечными электрическими лампионами, свет которых как бы усиливает пышность этого незабываемого зрелища. Толпа разношерстная: здесь и местные узбеки, и приезжие таджики, и чарджуйские туркмены в страшных высоких шапках, и преклонных лет муллы в белоснежных чалмах, и смуглые юноши в золотых тюбетейках, и приезжие из «русского города», и разносчики с мороженым, мишалдой и прохладительными напитками. Все это неумолчно шевелится, толкается, течет, теряя основные цвета и вновь находя их, чтобы через секунду снова расколоться на тысячу оттенков.
И в такую обстановку попал Есенин — молодой рязанец, попал из голодной Москвы. Он сначала теряется, а затем начинает во все вглядываться, чтобы запомнить.
Я помню, мы пришли в старый город небольшой компанией, долго толкались в толпе, а затем уселись на верхней террасе какого-то ош-хане. Вровень с нами раскинулась пышная шапка высокого карагача — дерево, которое Есенин видел впервые. Сверху зрелище было еще ослепительнее, и мы долго не могли заставить Есенина приступить к еде.
В петлице у Есенина была большая желтая роза, на которую он все время бережно посматривал, боясь, очевидно, ее смять.
Когда мы поздно возвращались в город на трамвае, помню то волнение, которым он был в этот день пронизан. Говорил он много, горячо, а под конец заговорил все-таки о березках, о своей рязанской глуши, как бы желая подчеркнуть, что любовь к ним у него постоянна и неизменна.

IV
Литературная колония в Ташкенте встретила Есенина очень тепло и, пожалуй, с подчеркнутым уважением и предупредительностью как большого, признанного поэта, как метра. И это при враждебном к нему отношении как к вождю имажинизма — течению, которое было чуждо почти всей пишущей братии Ташкента.
Особенно часто и остро нападал на Есенина за его имажинизм Ширяевец, видевший в имажинисте Есенине поэта, отколовшегося от их мужицкого стана. Есенин долго и терпеливо объяснял своему другу основы имажинизма и тогда же начал писать письмо Р. В. Иванову-Разумнику с изложением этих основ, но так и не докончил его, оставив черновик письма Ширяевцу на память (Письмо это опубликовано в журнале «Красная новь», № 2 за 1926 г.)
С Ширяевцем Есенин встречался чаще, чем с другими. Их связывала почти шестилетняя заочная дружба, поддерживавшаяся редкими письмами, и Есенин не мог с ним наговориться.
Он позже, в Москве, уже после смерти Ширяевца, сильно подействовавшей на него, вспоминал их первую личную встречу и говорил мне, что до поездки в Ташкент он почти не ценил Ширяевца и только личное знакомство и долгие беседы с ним открыли ему значение Ширяевца как поэта и близкого ему по духу человека, несмотря на все кажущиеся разногласия между ними.
Приехал Есенин в Туркестан со своим другом Колобовым, ответственным работником НКПС, в его вагоне, в котором они и жили во все время их пребывания в Ташкенте и в котором затем уехали дальше — в Самарканд, Бухару и Полторацк (бывш. Асхабад)1.
Ташкентский Союз поэтов предложил Есенину устроить его вечер. Он согласился, но просил организовать его возможно скромнее, в более или менее интимной обстановке. Мы наметили помещение Туркестанской публичной библиотеки.
Вечер вскоре состоялся2. Небольшая зала библиотеки была полна. Преобладала молодежь. Лица у всех были напряженны.
Читал Есенин с обычным своим мастерством. На аплодисменты он отвечал все новыми и новыми стихами и умолк, совершенно обессиленный. Публика не хотела расходиться, а в перерыве раскупила все книги Есенина, выставленные Союзом для продажи. На все просьбы присутствовавших прочитать хотя бы отрывки из «Пугачева», к тому времени вчерне уже законченного, Есенин отвечал отказом.
Однако он почти целиком прочитал свою трагедию через два дня у меня на квартире. Долго тянулся обед, затем чай, и, только когда уже начало темнеть, Есенин стал читать. Помнил он всю трагедию на память и читал, видимо, с большим наслаждением для себя, еще не успев привыкнуть К вещи, только что законченной.
Читал он громко, и большой комнаты не хватало для его голоса. Я не знаю, сколько длилось чтение, но знаю, что, сколько бы оно ни продолжалось, мы, все присутствовавшие, не заметили бы времени. Вещь производила огромное впечатление. Когда он, устав, кончил чтение, произнеся заключительные строки трагедии, почувствовалось, что и сам поэт переживает трагедию, может быть, не менее большую по масштабу, чем его герой.

Боже мой!
Неужели пришла пора?
Неужель под душой так же падаешь, как под ношей?
А казалось... казалось еще вчера...
Дорогие мои... дорогие... хор-рошие...
Он кончил... И вдруг раздались оглушающие аплодисменты. Аплодировали не мы, нам это в голову не пришло. Хлопки и крики неслись из-за открытых окон (моя квартира была в первом этаже), под которыми собралось несколько десятков человек, привлеченных громким голосом Есенина.
Эти приветствия незримых слушателей растрогали Есенина. Он сконфузился и заторопился уходить.
Через несколько дней он уехал дальше в глубь Туркестана, завоевав еще один город на своем пути.

21 марта 1926

ПРИМЕЧАНИЯ

Валентин Иванович Вольпин (1891—1956) — издательский и книготорговый работник, выступал в печати как поэт и переводчик. В 1921-1923 годах работал в Ташкенте в Туркцентропечати, встречался с Есениным во время его приезда в Ташкент в мае 1921 года. Во второй половине 1923 года В. И. Вольпин переехал в Москву и с этого времени принимал участие в издательских делах Есенина. Пытался помочь поэту в выпуске «Москвы кабацкой». В 1926 году издал «Памятку о Сергее Есенине» — небольшой сборник, в котором были помещены несколько автобиографий поэта, ряд его портретов и дана краткая библиография. Сохранился сборник «Персидские мотивы» с надписью: «Милому Вольпину — люблю, люблю. С. Е.» (РЛ, 1970, № 3, с. 167).
Воспоминания были впервые напечатаны в сб. Воспоминания, 1926. Датированы автором.

1 Ныне Ашхабад. До 1919 г. носил название Асхабад, с 1919 до 1927 г. — Полторацк. Достоверных сведений о том, что Есенин во время своей поездки в мае 1921 г. побывал в этом городе, нет. Вероятнее всего, он успел доехать только до Бухары.
2 Вечер Есенина в Туркестанской публичной библиотеке состоялся 25 мая 1921 г. (Темкина И., Тартаковский П. Из истории русской литературы Узбекистана (1917—1930). — Журн. «Звезда Востока». Ташкент, 1966, № 6, с. 153—154).
«С. А. Есенин в воспоминаниях современников» в 2-х тт., М., «Художественная литература», 1986.

 

Добавить комментарий

Комментарии проходят предварительную модерацию и появляются на сайте не моментально, а некоторое время спустя. Поэтому не отправляйте, пожалуйста, комментарии несколько раз подряд.
Комментарии, не имеющие прямого отношения к теме статьи, содержащие оскорбительные слова, ненормативную лексику или малейший намек на разжигание социальной, религиозной или национальной розни, а также просто бессмысленные, ПУБЛИКОВАТЬСЯ НЕ БУДУТ.


Защитный код
Обновить

Новые материалы

Яндекс цитирования
Rambler's Top100 Яндекс.Метрика