Поиск по сайту

Наша кнопка

Счетчик посещений

58832712
Сегодня
Вчера
На этой неделе
На прошлой неделе
В этом месяце
В прошлом месяце
25782
39415
155679
56530344
886534
1020655

Сегодня: Март 28, 2024




Уважаемые друзья!
На Change.org создана петиция президенту РФ В.В. Путину
об открытии архивной информации о гибели С. Есенина

Призываем всех принять участие в этой акции и поставить свою подпись
ПЕТИЦИЯ

КАРПОВ П. Лорелея и Лель

PostDateIcon 13.08.2012 10:07  |  Печать
Рейтинг:   / 0
ПлохоОтлично 
Просмотров: 6994

Пимен КАРПОВПимен Иванович КАРПОВ — русский поэт, прозаик, драматург.
Родился: 18 августа 1886 г., с. Турка Рыльского уезда Курской губернии. Публиковался с 1908 г. В 1909 г. вышла первая книга — сборник статей-памфлетов «Говор зорь. Страницы о народе и интеллигенции»; в 1911 г. — первый сборник стихов — «Знойная лилия»; в 1913 г. — роман «Пламень». В начале 1920-х г. вышли сборники стихов «Звездь» и «Русский ковчег», книги рассказов «Трубный голос» и «Погоня за радостью», пьесы «Богобес» и «Три зари». После того, как в 1922 году на П. Карпова было заведено уголовное дело, его перестали печатать. В 1933 г. в издательстве «Никитинские субботники» был опубликован фрагмент его повести «Верхом на солнце». В 1956 г. П. Карпову, которого многие считали уже давно умершим, удалось издать книгу «Из глубины».
Cкончался Пимен Карпов 27 мая 1963 года в Москве, похоронен на кладбище своего родного села Турка (ныне в Хомутовском районе Курской области). Ныне в селе Турка проводятся Карповские чтения. В 2007 г. в журнале «Наш современник» (№ 2) был опубликован роман Пимена Карпова «Кожаное небо».

Отрывок из воспоминаний Пимена Карпова «Из глубины»:

ЛОРЕЛЕЯ и ЛЕЛЬ

А вечером того же дня встретил я в «Привале» Лорелею, поющую о революции, — Ларису Рейснер. И воспоминания о прежних еще недавних встречах с нею оглушили меня лирическим прибоем...
В нее влюблено было, по крайней мере, с полсотни юношей и стариков. Влюблялись адвокаты, педагоги, моряки, актеры, умники, дураки. А она влюблена была, кажется, только в двух — поэта-денди З. и в восемнадцатилетнего златокудрого Леля — Есенина.
Оравы влюбленных рекламировали ее самоотверженно и бескорыстно — напропалую. Хотя и без того ей улыбалась слава. О книжкеЛариса Рейснер ее стихов писали в газетах. В модном альманахе «Шиповник» появилась ее драма. Поэт в душе, она могла сражаться на диспутах с ученейшими из ученых, а в то же время могла играть своими звездистыми глазами с глупейшими, но красивейшими из юнцов. Голова ее, окольченная темно-золотыми жгутами кос, в величавом повороте — похожа была на голову Клеопатры, царицы египетской, воспетой всеми поэтами мира.
А стройный стан Ларисы — Лорелеи — облекало простое коричневое гимназическое платье (она только что окончила, по информации влюбленных, классическую гимназию с золотой медалью). Дочь профессора-революционера Рейснера, впитавшая с молоком матери традиции революционной интеллигенции, Лариса уже на школьной скамье стала «красной».
А теперь — как она жестоко играла в любовь. Как мучила влюбленных в нее дураков!
Есенин прозвал ее ланью, а себя — златогривым жеребенком.
Но так как у лани — Ларисы был другой избранный, рыцарь-денди, поэт-декадент З. (по некоторым сведениям — силач), то «хрупкий жеребенок» робел. Он только признавался робко — дескать, глаза ее, впервые им встреченные в упор, были тем ударом молнии, что расколол ему душу.
Лариса смеялась звонко, тоже в упор.
— Есенин, зачем вы врете, эх вы, Лель!
— Вот те крест, не вру! — задыхался Лель.
— А я в крест-то как раз и не верю, — отворачивалась Лорелея.
И уходила прочь.
Лариса Рейснер...Затевала красная Лариса красный вечер в пользу ссыльных. Поэты-самоучки собрались с этой целью у Ясинского на Черной речке. Ясинский взял на себя хлопоты перед начальством насчет разрешения на устройство вечера. Но многие из тех, кто собирался выступать, приводили старика в беспокойство... А вдруг начальство запретит выступать серякам-недоучкам на эстраде? Клюев, в армяке и смазных сапогах, с рыжими усами и скобкой, похож был на ямщика. Григорий Тулин — в рыжей редкой бородке, в замусоленном лапсердаке, напоминал сторожа с еврейского кладбища. Борис Богомолов смахивал на бродячего точильщика ножей. И только про Есенина, синеглазого восемнадцатилетнего Леля в золотых кудрях, можно было сказать: «Да, это поэт! Да еще разве про Светозара Матюшина, виолончелиста и скульптора — это артист!»
Но красного вечера не дождались: начальство не разрешило. Тогда Есенин вкупе с Городецким надумали устроить свой вечер.
Есенин незадолго перед тем нагрянул из Рязанской деревни с «охапкой песен» (как говорил он). Остановился у Городецкого. Успел побывать у Блока, у Сологуба, пустить пыль в глаза Мережковским, влюбиться в Ларису Рейснер. В «Голосе жизни» появился цикл его стихов с громовой статьей Гиппиус-Мережковской (под псевдонимом), предсказывающий юному поэту-пастуху великую будущность. В стихах своих пел Есенин-Лель о милостивом Миколе, о курной хате, и в разговорах — звал к бунту. Это умиляло и страшило неистово-злую Зинаиду Гиппиус.
А красная Лариса подзадоривала Леля в ту пору:

Плоскостишьем незабвенен —
(Где такого и нашли)
Заливается Есенин,
Ой, дил-ладо, Лель-люли!

Стишки эти были потом напечатаны в журнале Ларисы «Рудин». Это было уже спустя месяц, после вечера, устроенного все-таки Есениным в зале Тенишевского училища.
Афиша вечера "Краса"Назывался вечер «Краса». Публика, читая афиши на заборах, недоумевала:
— Вечер Краса... Кто этот Крас? Пианист? Гармонист? Русский или, прости господи, немец?
Билеты все-таки расхватывались: на афише был изображен юноша в кудрях, с трехаршинной ливенкой, опоясывающей его от плеч до ног, наподобие змеи. Заманчиво, черт возьми!
...В зале прозвенел звонок. Закоперщиком-конферансом вышел Сергей Городецкий, одетый под стрюцкого в клетчатые штаны. За ним — курносый, дьякообразный Алексей Ремизов в длиннополом сюртуке. А дальше — Клюев в сермяге, из-под которой топорщилась посконная рубаха с полуфунтовым медным крестом со старинной цепью на груди. И под конец — златокудрый Лель — Есенин в белой шелковой рубашке и белых штанах, вправленных в смазные сапоги. Трехаршинная ливенка оттягивала ему плечи.
Провыли все четверо из своих стихов что-то и ушли. Публика почти не обращала на них никакого внимания. Публика требовала свое:
— Господина Краса! Краса!..
— Подавайте скорее Краса, и никаких медных!
— Это надувательство! Скоро ли выйдет этот Крас-пианист?
— Или скрипач?
— Или гармонист?
— Господина Краса или — деньги на бочку!
Тщетно Городецкий доказывал, что слово «краса» — это старинное русское слово, означающее красоту, а вовсе не фамилию какого-то скрипача-пианиста, о котором вообще-то устроители вечера сном-духом не слыхали и ничего не знают — по той простой причине, что такого Краса в природе не существует...
Напрасно! Публика гнала конферансье с глаз. Поднялся невообразимый гвалт. Краса — и кончено!
И вдруг из-за кулис выгружается с трехрядкой-ливенкой через плечо Есенин. Городецкий, махнув на все рукой, бежит без оглядки с эстрады. Есенин, подойдя к рампе, пробует лады ливенки.
— Вот как у нас на деревне запузыривают! — бросает он в толпу зрителей. — С кандебобером! Слухайте!
Зал затихает, ждет. Гармонист заиграл...
Но что это была за игра! Сережа раздувал трехаршинные меха, опоясывал себя ими от плеч до пят, пыхтел, урчал... А до настоящих ладов не мог добраться. Гармонь выгромыхивала односложный хриплый мотив — грр-мрр-брр...

Тырмана, тырмана, тырмана я, —
Шать, пили, гармонь моя, —

подвывал гармонист.
Пот катился у него по лицу градом. Зал стонал от смеха и грохота. Публика корчилась в коликах. Отовсюду несся утробный сплошной рев толпы:
— Ж-жмми-ии-... Жжж-аррь! Наяривай!
— Заппузырива-ай-ай, господин Крас!
(Многим почему-то показалось, что Есенин и есть Крас).
Прошло полчаса, час, а исполнитель, обливаясь потом, онемев от ужаса, продолжал пиликать. Невозмутимый Блок, сидящий в первом ряду, безнадежно упрашивал гармониста Есенина:
— Отдохните! Почитайте лучше стихи!
А Лариса Рейснер, наоборот, неистово хлопала в ладоши, кричала, смеясь:
— Продолжайте... в том же духе!
Духу у Есенина-Леля больше не хватило. И все же, когда из артистической выскочил вдруг опять Городецкий и в панике потащил гармониста Сережу с эстрады — Есенин еще упирался, доказывал, что не всю «охапку частушек» израсходовал. Есть еще порох в пороховницах!
— Хватит до самого рассвета! — бухал он. — У нас на деревне...
...Ремизов сбежал с самого начала. Клюев, дрожа от боли («сердце, сердце...»), тащился уже из артистической к выходу. Но Городецкий рвал и метал, гнал всех с глаз.
— Провал!- стонал он.
Когда после вечера вышли на улицу, Лель — Сергей Есенин догнал Лорелею, Ларису Рейснер.
— Я вас люблю... лапочка! — забормотал он. — Мы поженимся...
Лариса отвечала насмешливо:
— «В одну телегу впрячь неможно коня и трепетную лань»... Эх вы, Лель!


П. Карпов «Пламень. Русский ковчег. Из глубины»
Москва, Художественная литература, 1991.

Добавить комментарий

Комментарии проходят предварительную модерацию и появляются на сайте не моментально, а некоторое время спустя. Поэтому не отправляйте, пожалуйста, комментарии несколько раз подряд.
Комментарии, не имеющие прямого отношения к теме статьи, содержащие оскорбительные слова, ненормативную лексику или малейший намек на разжигание социальной, религиозной или национальной розни, а также просто бессмысленные, ПУБЛИКОВАТЬСЯ НЕ БУДУТ.


Защитный код
Обновить

Новые материалы

Яндекс цитирования
Rambler's Top100 Яндекс.Метрика