Поиск по сайту

Наша кнопка

Счетчик посещений

58880083
Сегодня
Вчера
На этой неделе
На прошлой неделе
В этом месяце
В прошлом месяце
23663
49490
203050
56530344
933905
1020655

Сегодня: Март 29, 2024




Уважаемые друзья!
На Change.org создана петиция президенту РФ В.В. Путину
об открытии архивной информации о гибели С. Есенина

Призываем всех принять участие в этой акции и поставить свою подпись
ПЕТИЦИЯ

САМСОНОВ Т. П. "Роман без вранья" + "Зойкина квартира"

PostDateIcon 29.11.2005 21:00  |  Печать
Рейтинг:   / 2
ПлохоОтлично 
Просмотров: 9441
Т. П. Самсонов

«РОМАН БЕЗ ВРАНЬЯ» + «ЗОЙКИНА КВАРТИРА»

Мемуарная литература, во множестве выходящая в свет в наши дни, может считаться полезной только при условии ее правдивости.

К сожалению, этим достоинством очень многие рассказы современников не отличаются. Немало умолчаний имеется, например, в книге А. Мариенгофа, продолжающей выходить повторными изданиями под претенциозным названием «Роман без вранья».

В «Романе без вранья» чувствуется «правдивость и искренность»,— уверяет издательство «Прибой». Верно ли это? Для того, чтобы обелить быт литературной богемы, Анатолий Мариенгоф мастерски завуалировал скользкие места приключений героев. Ряд весьма ярких и существенных событий из жизни и приключений литературной богемы, которые действительно воочию вскрыли бы перед пролетарским читателем и советской общественностью подлинную идеологическую и классовую сущность богемы, Мариенгоф скрыл.

По сути дела, «Роман без вранья» мог бы быть назван мемуарами русской литературной богемы; но для этого его автору надо было бы быть вполне правдивым.

Широкие трудящиеся массы, взяв на себя переустройство жизни на новый, социалистический лад, теперь вплотную подошли к переустройству своей бытовой жизни. В борьбе за новый быт трудящиеся нашей страны ждут от литературы широкой культурной помощи. Нам нужна бодрая, здоровая и трезвая литература, вызывающая и творческие силы масс.

Книга Анатолия Мариенгофа «Роман без вранья» не только не способна вызвать творческих чувств, но от начала до конца является антиобщественным произведением, идеализирующим социально вредные наклонности богемы. В том ее антипролетарская и антисоветская сущность. Книга Анатолия Мариенгофа, если отбросить ее литературные достоинства, способна породить в молодом читателе лишь анархические и дезорганизаторские склонности. Мы не знаем, какое идеологическое влияние имел «Роман без вранья» Анатолия Мариенгофа на недавно судившихся в Москве членов общества «Кабуки» из Московского губотдела строителей1, но что это практика, созвучная мариенгофовской идеологии,— не подлежит никакому сомнению.

Если дебоши и пьянки обыкновенных людей, переходящие человеческие границы, осуждаются и преследуются обществом, то такие же действия людей, имеющих литературные дарования, рассматриваются очень часто как «шалости», как избыток талантливости и творческих способностей. Талантливому человеку, будто бы, «все можно». «Роман без вранья» Анатолия Мариенгофа полон этих безнаказанных «шалостей». Он добродушно описывает их. Как бы ни были те или иные герои талантливы, но антисоциальные, антиобщественные поступки не могут не повлечь за собой общественного осуждения и преследования.

Ведь были же у нас и такие таланты, которые, не желая считаться с фактом существования советской власти и ее законами, вынуждены были покинуть нашу страну. Ни Есенин, ни Мариенгоф, разумеется, не имели за собою таких «подвигов», чтобы оказаться невольными заграничными жителями, украшающими собою парижскую или берлинскую литературную богему. Однако и за ними числились иногда такие неприятные и скользкие «проделки и шалости», из-за которых им приходилось знакомиться с нашими ЧК и другими органами, охраняющими внутренний порядок нашей трудовой страны.

А. Мариенгоф нарочито затушевывает и скрывает от читателя сущность описываемых им событий, выставляя положение в смешном и комическом виде. Мне приходилось сталкиваться по роду своей работы с Есениным и Анатолием Мариенгофом в обстановке, при которой ни у Есенина, ни у Мариенгофа не было особенно смешного настроения. Наоборот, настроение и самочувствие их было довольно скверное, да оно и не могло быть иным, если иметь в виду, что им временно пришлось переселиться из квартиры Зойки Шатовой во внутреннюю тюрьму ВЧК.

«Зойкина квартира» существовала в действительности. Есенин, Анатолий Мариенгоф и другие герои «Романа без вранья» знали это. У Никитских ворот, в большом красного кирпича доме на седьмом этаже они посещали квартиру небезызвестной по тому времени содержательницы популярного среди преступного мира, литературной богемы, спекулянтов, растратчиков и контрреволюционеров специального «салона» для «интимных встреч» — Зои Шатовой.

Квартиру Шатовой мог навестить не всякий. Она не для всех была открыта и доступна, а только для избранных. «Свои» попадали в Зойкину квартиру конспиративно: по рекомендации, по паролям и по условным звонкам. В «салон» Зои Шатовой писатель А. Мариенгоф ходил вдохновляться; некий «Левка-инженер» с другим проходимцем «Почем Соль» 2 привозили из Туркестана кишмиш, муку и урюк и распивали здесь «старое бургундское и черный английский ром».

Но однажды на Зойкиной квартире как из-под земли появился «человек при нагане» с требованием: «Предъявите ваши документы!!»

ВЧК были посланы «люди при наганах» в квартиру Шатовой вовсе не из-за кишмишного «инженера Левки» и ему подобной мути. Тут были причины посерьезнее. Анатолий Мариенгоф их знает, но в «Романе без вранья» он об этом говорит скромно: «Ну и везет нам в последнее время на приятные встречи».

Надо признаться, что встреча для литературной богемы была не совсем приятной. Что правда, то правда! Несмотря на трудности, с какими было сопряжено посещение «салона» Шатовой, круг посетителей его, однако, был немалый, что признает в своем повествовании и сам Анатолий Мариенгоф. Для пьяных оргий, недвусмысленных и преступных встреч Зойкина квартира у Никитских ворот была удобна. Она была расположена очень удачно для ее завсегдатаев и посетителей. Квартира Шатовой была расположена на самом верхнем этаже большого дома, на шумной улице, на отдельной лестничной площадке. Тремя стенами она выходила во двор, так что шум был не слышен соседям.

Большой дом, в котором находилась квартира Шатовой, по своей многолюдности легко маскировал шум и гам, происходивший в квартире наверху. На мутный огонек квартиры Зойки Шатовой слеталась вся тогдашняя московская слякоть. Ходили туда не только Есенин с Мариенгофом... но и весь «цвет» тогдашней литературной богемы.

Трудящиеся красной столицы Москвы строили новую жизнь на заводах, на работе, в клубах, театрах, красных уголках и дома, в быту, а на 7-м этаже в большом красном доме на Никитском бульваре в Зойкиной квартире весело пировала кучка враждебных и чуждых рабочему классу людей, выступавших наперекор революционной буре и в отместку ей, частью не понимая, а частью сознательно.

Анатолий Мариенгоф недаром восхищается тем, что у Зои Павловны 3 Шатовой все можно было найти. Московская литературная богема — Мариенгоф и все его друзья — весело распивали «николаевскую белую головку», «старое бургундское и черный английский ром», а в это время здесь же, в Зойкиной квартире, темные силы контрреволюции творили более существенные дела. Враждебные советской власти элементы собирались сюда, как в свою штаб-квартиру, в свое информационное бюро, на свою черную биржу. Здесь производились спекулянтские сделки, купля и продажа золота и высокоценных и редких изделий; под предлогом скупки золота и драгоценных вещей и отправки их за границу в Зойкиной квартире бывали и шпионы некоторых соседних с нами государств. Распивая с Есениным, Мариенгофом и другими посетителями Зойкиной квартиры «старое бургундское и черный английский ром» и покупая ценности, шпионы соседних держав вместе с тем черпали для себя нужную им информацию о наших делах. Мало этого. В этой слякоти иностранные шпионы вербовали себе «нужных» людей, устанавливали необходимые в шпионском деле связи, нащупывали наши слабые места и делали свое темное дело.

Надо было прекратить это гнусное дело.

Для ликвидации этой волчьей берлоги в Зойкину квартиру у Никитских ворот и явились представители ВЧК. Была поставлена засада. В нее и попали Мариенгоф, Есенин и их собутыльники.

Отправляясь для ликвидации этого вредного притона, мы, конечно, были осведомлены о том, что туда незаметно можно было попасть только по условным звонкам. В квартиру мы пришли вечером, незаметно. Дали условный звонок. Нас впустила сама хозяйка квартиры — Зоя Шатова. Посетителей, невзирая на ранний еще час, было много. Когда мы вошли и тихонько сказали Шатовой, кто мы такие, у нее едва не отнялся язык. По всему было видно, что тревоге ее не было границ. Как птица стреляная, она пыталась, отвечая нам повышенным голосом, дать понять своим посетителям, что в квартиру вошли «непрошенные гости». Но после предупреждения она тяжело вздохнула, махнула рукой, осеклась, замолкла и смиренно присела на стул.

Из закрытых комнат раздавались звонкие и веселые голоса, стук бокалов и пьяное мычание оголтелых людей. «Гости» Зойки не заметили нашего прихода. Мы стали вызывать поодиночке «гостей» в отдельную комнату. Здесь им предлагали предъявить свои документы и отдать переписку, имеющуюся при них. Некоторые безропотно и торопливо спешили выполнить наши требования. Другие, более «храбрые», желали удостовериться, имеем ли мы мандаты от ВЧК на право обыска и задержания: мы удовлетворили их любопытство.

Среди посетителей Шатовой оказались и «представители соседних держав». Они по предъявлении документов немедленно были отпущены нами.

Когда в квартиру вошли Есенин и Анатолий Мариенгоф, то «гости» Шатовой,— описывает «Роман без вранья» — лишились «аппетита и разговорчивости». Это вполне понятно. Ведь среди приятелей Есенина, Мариенгофа и героев его «Романа» были и такие посетители, которые в тот момент не только «аппетита и разговорчивости» готовы были лишиться, но, пожалуй, и жизни. Правда, были и более «спокойные», т. е. такие, которые пытались незаметно выбрасывать из карманов под стулья и диваны кольца и браслеты, дабы не быть уличенными в скупке и вывозке за границу ценностей. Так поступали более стойкие.

Когда Есенин, «Почем Соль» и Анатолий Мариенгоф пришли к Шатовой, обыск уже заканчивался. Настроение их далеко не было таким занятным, забавным и потешным, как это изображает Мариенгоф в своем «Романе без вранья». Оно и понятно. Кому охота встретиться в квартире Зойки Шатовой с представителями ВЧК! Поняв в чем дело, передовые «бойцы» литературной богемы пробовали отделаться шуточками и прибауточками. Но когда им вежливо и твердо заявили, что с ними шутить не будут, они оборвали свою напущенную веселость и, надвинув шляпы на глаза, успокоились. Более строптивым, насколько мне помнится, оказался «Почем Соль». Для безошибочности будем называть «строптивого» «Почем Кишмиш». Располагая длинными мандатами от правительственных учреждений, он размахивал ими перед моими глазами и шумно кричал, что он важная персона, что он никак не может позволить, чтобы его задержали «какие-то агенты ВЧК». У меня произошел с ним такой любопытный разговор:

— Ваши документы?
— А вы кто такой?
— Я — представитель ВЧК и имею право задерживать всех тех, кто перешагнет за порог этой квартиры.
— Я хочу посмотреть ваши полномочия.
— Пожалуйста.

Я протянул ему ордер за подписью того, кого уже нет, но от чьего имени трепетали капиталисты всего мира и все враги трудящихся.

— Ко мне это не относится,— заявил «Почем Кишмиш».— Я ответственный работник, меня задерживать никто не может, и всякий, кто это сделает, будет за это сурово отвечать.
— Буду ли я отвечать, потом посмотрим, а сейчас вы задержаны. Прошу дать мне ваши документы.
— Не дам!!! Вы что тут делаете?! Зачем сюда попали?!
— Зачем я сюда попал, это вполне ясно. Но вот зачем вы сюда попали, этого я никак в толк не возьму. А документы все-таки отдать придется.
— Послушайте, на сколько времени вы намерены меня задержать? — спросил он.
— А на сколько понадобится.
— Т. е. что вы этим хотите сказать?
— Я хочу сказать, что вы не уйдете отсюда раньше, чем позволят обстоятельства.
— Меня внизу ждет правительственная машина. Вы должны мне разрешить ее отпустить в гараж.
— Не беспокойтесь, мы об этом заранее знали,— сказал я.— На вашей машине уже поехали наши товарищи в ВЧК с извещением о вашем задержании. Они, кстати, и машину поставят в гараж ВЧК, чтобы на ней не разъезжали те, кому она не предназначена.
— Но ведь это невозможно!
— Возможно или нет, но это так, и вам отсюда до ВЧК придется вместе с вашими друзьями отправиться уже в нашем чекистском грузовике.
— Тогда разрешите мне позвонить о себе на службу.
— Никакой нужды в этом нет, на службе уже знают о ваших подвигах.

«Почем Кишмиш» молча опустился в удобное кресло Зойкиной квартиры.

За этим появились еще и другие посетители шатовской квартиры. Разинув рот при виде «людей при нагане», многие уже при входе роняли свои караты на пол. Таких приходилось успокаивать и усаживать в мягкие кресла. Разговор между «гостями» не налаживался. Было тягостное молчание. «Гости» явно устали. Их угнетала эта необычайно непривычная для них обстановка. Одна заботливая молоденькая дама особенно хлопотала о своем пожилом кавалере — Вове.

— Вова,— говорила она,— а на чем же мы тут спать будем?

Вова с несказанной и безысходной тоской в глазах посмотрел вокруг себя и сказал: «Спать-то мы, душенька, будем не здесь, а в ВЧК».

Внутренняя тюрьма ВЧК. Просторное и светлое помещение. На кроватях, рядом со спекулянтами, валютчиками и гостями Зойки Шатовой лежат — Есенин, Мариенгоф и другие герои его «Романа без вранья». Настроение у всех подавленное. Особенно это заметно на дамах.

Надо было сфотографировать всю группу Зойкиной квартиры. Съемка происходила во дворе. Есенин и Анатолий Мариенгоф, не желая быть снятыми на одном снимке с «гостями» Зойки Шатовой, пытались уклониться от заснятия. Они надвигали шляпы на глаза и т. д. Когда им было объяснено, что такого рода противодействие ни к чему не приведет, они согласились. Фотограф быстро снял группу. Снимок вышел удачный.

На прощание я порекомендовал Есенину в присутствии Мариенгофа написать что-нибудь об этом их приключении, но только правдиво.

Не знаю, написал ли что-нибудь об этом происшествии сам Есенин, но Анатолий Мариенгоф в своем «Романе без вранья» описал этот случай не вполне правдиво, проскочив мимо этого щекотливого происшествия.

Издательство «Прибой» в предисловии к роману Мариенгофа говорит, что эта книга «прочтется с большим интересом и не без пользы: тех, кого мы знаем как художников, мы увидим с той их стороны, о которой меньше всего знаем, а это имеет значение для более правильной оценки их».

Сообщенные нами детали, можно надеяться, помогут этой «более правильной оценке». Надо сказать, что у Есенина и Мариенгофа было немало еще и других аналогичных «шалостей». Общественные слои, где вертелась русская литературная богема и откуда она исходила, не могла родить других людей. Буржуазную сущность представителей литературной богемы ярко выражают все эти «Почем Соль», «Левка — кишмишный и урючный инженер» и т. п. Это — дети того общества, которое было разгромлено в нашей стране около 12 лет тому назад.

Издательство «Прибой» считает, что «Роман без вранья» представляет собой очень интересный и «правдивый человеческий документ».

Этот документ и его правдивость, однако, требует правильной классовой оценки.

Мемуарный очерк Самсонова был впервые опубликован в журнале «Огонек», № 10 за 1929 г. Другие воспоминания Самсонова «Наши враги о ВЧК» появились в № 1 «Огонька» за 1929 г. Очерк о задержании Есенина с товарищами на квартире Шатовой сразу же после опубликования вызвал интерес за рубежом: он был перепечатан в Париже («Налет на «Зойкину квартиру». Рассказ московского чекиста Т. Самсонова // Иллюстрированная Россия. 1929. № 18 (207). 27 апреля, с. 8—10).

Трофим Петрович Самсонов (Бабий; 1888—1956) — советский работник. Революционный путь начал с анархизма, состоял в партии анархистов-коммунистов. 4 раза подвергался аресту, пять лет провел в тюрьмах, четыре года в ссылке. В июле 1914 г. бежал из ссылки через Дальний Восток в Англию. В эмиграции провел два года, за революционную пропаганду был осужден британским судом на 6 месяцев каторжных работ. Вернулся в Россию в сентябре 1917 г. Член Челябинского Совета; в 1918 г.— начальник отдела военного контроля (с 1919 г.— Особого отдела) 3-й армии Восточного фронта. С февраля 1919 г. в РКП(б); с мая 1919 г.— начальник Особого отдела МЧК, член коллегии МЧК. С сентября 1920 г.— начальник Секретного отдела ВЧК. С конца 1923 г.— зам. председателя Белорусско-Балтийской железной дороги, затем работал в ВСНХ. В 1927—1934 гг.— управляющий делами ЦК ВКП(б), в 1934—1936 гг.— директор студии Межрабпомфильм, в 1936—1938 гг.— управляющий делами Коминтерна. В начале Великой Отечественной войны был директором завода «Протез»; с 1942 г. работал в учреждениях печати (зам. директора Всесоюзной Книжной палаты), руководил отделом в Госполитиздате *.(* Сообщено А. С. Велидовым).


В заголовке своей статьи Самсонов обыгрывает название воспоминаний А. Мариенгофа (описываемому эпизоду в них посвящена отдельная главка; см.: Мой век... с. 375—376) и название пьесы М. А. Булгакова (ни разу, впрочем, впрямую не упомянутой и ко времени опубликования очерка уже снятой решением Главреперткома с репертуара). По мнению Б. С. Мягкова, прототипом булгаковской «Зойкиной квартиры» послужил не «салон» 3. П. Шатовой, а студия Георгия Якулова на Большой Садовой, помещавшаяся в доме, где одно время жил сам Булгаков (см.: Нева. 1987. № 7, с. 200).


Член партии социалистов-революционеров М. Л. Свирская, которую допрашивал при аресте в 1921 г. Самсонов, пишет в своих воспоминаниях: «Самсонов вызывал меня два или три раза, много рассказывал о себе. Насколько его рассказы соответствовали истине, судить не могу. До революции, вплоть до Октябрьского переворота, он был анархистом, увлекался книгой Штирнера «Единственный и его ценность». В царской тюрьме сидел как анархист. После Октября понял, что путь большевиков единственно правильный, и вступил в партию большевиков» (Минувшее. Т. 7, с. 16).


Воспоминания М. Свирской позволяют датировать эпизод с задержанием Есенина, Мариенгофа и Колобова первой половиной июня 1921 г. **.(** Пользуемся случаем исправить ошибку в комментарии к «Роману без вранья», где эпизод с задержанием на квартире Шатовой отнесен к осени 1920 г. (Мой век... с. 709). Дело об этом задержании, как и «дело 4-х поэтов», хранится в архиве бывшего КГБ и еще ждет своего опубликования.)


Свирская пишет: «Летом 1921 г. я сидела во внутренней тюрьме ВЧК на Лубянке. К нам привели шестнадцатилетнюю девушку, которая приехала к своей тетке из провинции. Тетка содержала нелегальный ресторан. Для обслуживания посетителей она выписала племянницу. Органами ВЧК учреждение это было обнаружено. Устроена засада, всех приходивших задерживали. Задержаны были и Есенин, Мариенгоф и Шершеневич ***(*** Ошибка мемуаристки, принявшей за Шершеневича Г. Р. Колобова (примеч. публикат.)).


Их привезли на Лубянку. Тетку, эту девушку и еще кого-то поместили в камере, а целую группу держали в «собачнике» и выпускали во двор на прогулку. Я увидела Есенина. Он стоял с Мариенгофом и Шершеневичем довольно далеко от нашего окна. На следующий день их снова вывели на прогулку. Я крикнула громко: «Сережа!» Он остановился, поднял голову, улыбнулся и слегка помахал рукой. Конвоир запретил им стоять. Узнал ли он меня? Не думаю. До этого я голодала десять дней, и товарищи нашли, что я очень изменилась. Окно бьшо высоко и через решетку было трудно разглядеть, хотя щитов тогда еще не было. На следующий день всю эту группу во дворе фотографировали. Хозяйку, матрону очень неприятного вида, усадили в середине. Есенин стоял сбоку. Через некоторое время меня с группой товарищей увезли в Новосибирск. Я рассказала об этом товарищам. И Федорович * (* Флориан Флорианович Федорович, член ЦК партии социалистов-революционеров (примеч. публикат.)) сказал, что это, видимо, тот случай, о котором начальник следственного отдела ЧК Самсонов ему сказал: «Думали, открыли контрреволюционную организацию, а оказалась крупная спекуляция». Настолько крупная, что десять лет спустя отметили дату открытия этой спекуляции. Наверное, это был «Огонек», где поместили эту фотографию и фотографию Пиккенена, который этим делом занимался **» (** Такой фотографии в «Огоньке» нет (примеч. публикат.)).(Минувшее. Т. 7, с. 56).


1. В начале 1929 г. МГСПС распустил правление губернского отдела профсоюза строителей, где вскрылось процветавшее пьянство, разврат, растраты. 16 января 1929 г. в Колонном зале Дома Союзов собрался актив союза строителей, чтобы обсудить создавшееся в губотделе положение. Как писали «Известия ВЦИК»: «Такого огромного наплыва рабочих давно уже не видел Колонный зал. Мест не хватало, сидели на трибуне, на полу, в проходах». Дело было передано в прокуратуру. 6 февраля состоялся суд, где выяснилось, что группа работников профсоюза образовала тайное общество «Кабуки» (название японского театра взято, вероятно, потому, что в августе 1928 г. он приезжал в Москву и о его гастролях много писали). Общество ставило целью прожигать жизнь, пьянствовать, развратничать. Суд особенно акцентировал внимание на том, что общество имело председателя, был составлен шуточный, но все же устав,—то есть налицо признаки тайной организации. Участники «Кабуки» получили от 1 до 3-х лет заключения, с последующей ссылкой в Нарым и поражением в правах. Процесс имел широкий резонанс, в значительной степени стимулированный прессой, открывшей кампанию «по борьбе с буржуазным разложением». Ср. у Л. И. Добычина в рассказе «Портрет»:


«Я уходила, спотыкаясь.


— Набралась,— оглядывались на меня. Хихикнув, совторгслужащие говорили шепотом: — Кабуки» (Расколдованный круг / Василий Андреев, Николай Баршев, Леонид Добычин. Л., 1990, с. 360). Тогда же «Кабуки» стали задним числом искусственно объединять с так называемой «есенинщиной»: «Примерами есенинщины в быту могут с успехом служить такие явления, как «Кабуки» и «Вольница» (тайная группа учащихся рабфака и Вхутемаса), окрашенные гнилостной эротикой, привлекшие к себе в свое время внимание советской общественности» (Литературная энциклопедия. М., 1930. Т. 4. Статья «Есенинщина», подписана Л. Э., криптоним принадлежит Э. Б. Лунину).


2. Под прозвищем «Почем-Соль» (о его происхождении см. главу 17 «Романа без вранья»— Мой век... с. 331—333) и псевдонимом Михаил Молабух Мариенгофом выведен его и Есенина приятель Григорий Романович Колобов (1893—1952), одноклассник Мариенгофа по Пензенской гимназии. В то время он занимал ряд ответственных постов: уполномоченного Трамота (Транспортно-материального отдела) ВСНХ и эвакуационной комиссии Совета обороны (Высшего совета по перевозкам при Совете труда и обороны), старшего инспектора центрального управления Материально-технического отдела НКПС. С Есениным познакомился, вероятно, в 1918 г., вошел в группу имажинистов, пробовал силы в литературе (в списке имажинистских изданий, приложенных к отдельному изданию драматической поэмы Мариенгофа «Заговор дураков» 1922 г., обозначена как готовящаяся к печати книжка Колобова под названием «Хлебово», не вышедшая в свет). Как писал о Колобове Л. О. Повицкий, «новоиспеченный железнодорожный чиновник получил в свое распоряжение салон-вагон, разъезжал в нем свободно по железным дорогам Союза и предоставлял в этом вагоне постоянное место Есенину и Мариенгофу. Мало того, зачастую Есенин и Мариенгоф разрабатывали маршрут очередной поездки и без особенного труда получали согласие хозяина салон-вагона на намеченный ими маршрут» (Есенин в воспоминаниях... Т. 2, с. 237). «Отдельный вагон на мягкой рессоре» с успехом заменял гостям Колобова гостиницу во время длительных стоянок в городах. Незадолго до ареста на квартире у Шатовой Есенин возвратился из Туркестана, куда ездил и где жил в вагоне Колобова. В этом салон-вагоне был написан «Сорокоуст» (август 1920 г.), продолжена работа над «Пугачевым» (май — июнь 1921 г.). «Инженер Лева», взятый Колобовым на службу, упоминается в письмах Есенина Мариенгофу (см.: Наше наследие. 1990. № III (15), с. 115—119), а также в главе 39 «Романа без вранья» (Мой век... с. 376-378).


3. В «Романе без вранья» Шатова названа Зоей Петровной.

Комментарии  

0 #1 RE: САМСОНОВ Т. П. "Роман без вранья" + "Зойкина квартира"Наталья Игишева 24.06.2016 19:44
За те полгода, в течение которых я обретаюсь на этом сайте в статусе самодеятельного следователя о делу о гибели Есенина и адвоката по обвинениям во всяческих непотребствах, которые были возведены на него в советское время, но ТАКОГО я еще не видывала! Оказывается, Мариенгоф виноват не в том, что врал и не краснел, а в том, что те гадости, которых он про покойного (а если называть вещи совсем уж своими именами – убитого) Сергея Александровича навыдумывал, недостаточно гадкими оказались! От дальнейших комментариев считаю за лучшее воздержаться, потому что те выражения, которых эта, с позволения сказать, статья заслуживает, несовместимы ни с моим воспитанием, ни с правилами сайта.
Цитировать

Добавить комментарий

Комментарии проходят предварительную модерацию и появляются на сайте не моментально, а некоторое время спустя. Поэтому не отправляйте, пожалуйста, комментарии несколько раз подряд.
Комментарии, не имеющие прямого отношения к теме статьи, содержащие оскорбительные слова, ненормативную лексику или малейший намек на разжигание социальной, религиозной или национальной розни, а также просто бессмысленные, ПУБЛИКОВАТЬСЯ НЕ БУДУТ.


Защитный код
Обновить

Новые материалы

Яндекс цитирования
Rambler's Top100 Яндекс.Метрика