Поиск по сайту

Наша кнопка

Счетчик посещений

58878612
Сегодня
Вчера
На этой неделе
На прошлой неделе
В этом месяце
В прошлом месяце
22192
49490
201579
56530344
932434
1020655

Сегодня: Март 29, 2024




Уважаемые друзья!
На Change.org создана петиция президенту РФ В.В. Путину
об открытии архивной информации о гибели С. Есенина

Призываем всех принять участие в этой акции и поставить свою подпись
ПЕТИЦИЯ

СУХОВ В.А. Образ паруса в творчестве С. А. Есенина

PostDateIcon 28.03.2012 10:04  |  Печать
Рейтинг:   / 2
ПлохоОтлично 
Просмотров: 9176

В. А. Сухов (г. Пенза)

«ИЗ КНИГ МЕЛЬКАЕТ ЛЕРМОНТОВСКИЙ ПАРУС»
(Образ паруса в творчестве С. А. Есенина)

«Из поэтов мне больше всего нравился Лермонтов и Кольцов. Позднее я перешел к Пушкину»1. В этом признании Сергея Есенина подчеркнуто его особое отношение к лермонтовской поэзии, любовь к которой он сохранил на всю жизнь. Как верно отметила Т. П. Голованова, «образные, интонационные, лексические ассоциации с лирикой Лермонтова то и дело возникают под пером Есенина»2.
Проблема развития лермонтовских традиций в творчестве Сергея Есенина освещалась во многих исследованиях. Но есть один аспект, который, на наш взгляд, раскрыт недостаточно полно. Он касается сходства и отличия образных систем двух поэтов. Особенно ярко это проявляется на примере образа паруса, который неоднократно привлекал есенинское творческое воображение. Об этом свидетельствует признание поэта, сделанное в шутливой форме в стихотворении «Заря Востока» (1924): «Из книг мелькает лермонтовский парус» [IV. С. 196].
Парус в одноименном стихотворении М. Ю Лермонтова традиционно воспринимается нами как образ, символизирующий мятежный дух лирического героя, его романтические устремления к жизненным бурям. В «Лермонтовской энциклопедии» В. Г. Маранцманом, в частности, отмечалось: «Стихотворение можно рассматривать как своего рода предельное выражение романтического мироощущения (и поэтики) Лермонтова; …При этом уже в первой строфе поэт выявляет свое глубокое личностное переживание высокой, трагически напряженной судьбы паруса»3.
Лермонтов отразил в своем программном стихотворении настроения передовой части общества России 30-х годов XIX века, мятежные порывы которой сочетались с духовным одиночеством в период общественной реакции, последовавшей за поражением восстания декабристов. Не случайно многие поколения читателей лермонтовский «Парус» воспринимали как яркое выражение свободолюбивых устремлений. В то же время В. Г. Маранцманом было особо подчеркнуто: «В «Парусе» выявлен кризис романтического индивидуализма, открыта трагедия вечного несогласия. Драматизм коллизии заключается в том, что новое «Я» поэта рассматривает его бывшее «Я» не как преодоленное, а как потерянное4.
На самом деле, символическая образность «лермонтовского паруса» многозначна и сложна для понимания, как и личность лирического героя поэта. Не случайно Лермонтов и в романе «Герой нашего времени» вновь возвращается к нему. Печорин, размышляя о невозможности обрести «спокойствие душевное», сравнивает себя с матросом «разбойничьего брига»: «…его душа сжилась с бурями и битвами, и, выброшенный на берег, он скучает и томится… он ходит себе целый день по прибрежному песку, прислушивается к однообразному ропоту набегающих волн и всматривается в туманную даль: не мелькнет ли там на бледной черте, отделяющей синюю пучину от серых тучек, желанный парус, сначала подобный крылу морской чайки, но мало-помалу отделяющийся от пены валунов и ровным бегом приближающийся к пустынной пристани…» [IV, 305]. Так Лермонтов подчеркивает своеобразную аналогию между переживаниями героя романа и парусом, воплотившим в себе его мятежные порывы.
Возникает вопрос, а как Есенин интерпретировал образ, который традиционно воспринимается в качестве самого известного символа лермонтовского творчества. Впервые к образу паруса Сергей Есенин обращается в сложный период имажинистских исканий, когда на смену восторженному отношению к революционным событиям 1917 года в душу поэта приходит глубокое разочарование, связанное с острым осознанием трагедии гражданской войны. Пафосом маленькой поэмы «Кобыльи корабли» (1919) становится осуждение революционных бурь. В связи с этим нельзя не отметить как сходство, так и отличие в лермонтовском и есенинском осмыслении образа паруса. Как отмечалось в «Лермонтовской энциклопедии», для этого стихотворения «характерна резко подчеркнутая система контрастов, одновременных отождествлений и противопоставлений, их принципиальная смысловая однозначность, между которыми находится и от которых равно отталкивается субъект лирического высказывания… «Буря» и «покой», «далекая страна» и «родной край», движение к чему-то и от чего-то, обретения и потери — вот неполный перечень антиномий «Паруса», — «половинок» навсегда потерянного гармонического целого»6. На своеобразных антиномиях основана и композиция «маленькой поэмы» «Кобыльи корабли». При этом нельзя не отметить того, что и в стихотворении «Парус» и в «Кобыльих кораблях» встречается близкая смысловая рифма, построенная на антитезе. У Лермонтова: «лазури-бури», у Есенина: «лазурь-бурь». На наш взгляд, это не случайное совпадение, а одно из доказательств того, что Есенин создает своего рода метафору — антипод лермонтовскому образу — символу паруса, который «белеет... в тумане моря голубом» и ассоциируется с крылом чайки:

Если волк на звезду завыл,
Значит, небо тучами изглодано.
Рваные животы кобыл,
Черные паруса воронов [II. С. 77].

В этом четверостишии содержится образный код всего есенинского произведения. Поэт наполняет метафору «черные паруса воронов» глубоким философским и социальным смыслом, выражая свой протест против «умерщвления личности как живого». Так он охарактеризует происходящее в стране в письме Е. И. Лифшиц 11 августа 1920 года. Как воплощение  демонических «темных» сил, терзающих Россию, вороны на трупах павших от голода лошадей обретают особую зловещую символику. Есенин создавал эту усложненную развернутую метафору, опираясь на традиции славянской мифологии, в которой: «Ворона считают черным оттого, что он создан дьяволом. В вороне видят нечистую силу. Черт может принимать облик черного ворона …Хищность, кровожадность и разбой — характерные мотивы в представлении о вороне… В народных представлениях ворон связывается с кровопролитием, насилием и войной»7. В связи с эпитетом «черные» нельзя не вспомнить и строки из стихотворения Лермонтова «Предсказание» (1830):

Настанет год, России черный год,
Когда царей корона упадет;
Забудет чернь к ним прежнюю любовь,
И пища многих будет смерть и кровь [I. С. 128].

Трагический пафос «Предсказания» и «Кобыльих кораблей» во многом созвучен, что позволяет провести еще одну аналогию  между творчеством двух поэтов. В соответствии с принципами модернистской поэтики у Есенина рождается метафора «кобыльи корабли», которая имеет под собой литературную основу — лермонтовский образ паруса. Опираясь на определенные традиции, Есенин смело переосмысливает их и создает свой самобытный «образ образа». Именно так предлагал называть подобные метафоры А. Потебня8.
Второй раз есенинскую модификацию образа паруса мы встречаем в маленькой поэме «Исповедь хулигана» (1920), где он наполняется уже другим содержанием. Имажинистское бунтарство поэта как форма романтического вызова и протеста находят яркое выражение в есенинском хулиганстве. В его стихотворении «Хулиган» (1919) лирический герой уподобляется ветру: «Плюйся, ветер, охапками листьев, /Я такой же, как ты, хулиган» [I. C. 153]. В «Исповеди хулигана» образ ветра ассоциируется с образом паруса, который он наполняет:

Башка моя, словно август,
Льется бурливых волос вином.
Я хочу быть желтым парусом
В ту страну, куда мы плывем [II, 88].

Прямое уподобление лирического героя «желтому парусу» построено на метонимическом переносе значения по зрительскому сходству (золотистые волосы поэта на ветру похожи на парус). Сравнивая лермонтовский «Парус» и есенинскую «Исповедь хулигана», можно отметить и нечто общее в их лирическом настрое. Есенинский поэт-хулиган мятежно бунтует, мечтая обрести «покой» в «бурях» вместе со своей многострадальной родиной. Как у Лермонтова, у Есенина здесь отражен мотив одиночества лирического героя, который «кинул в краю родном» самое дорогое для себя.
Особую смысловую роль играет образ паруса в лирической трагедии Есенина «Пугачев» (1921), которая стала откликом поэта на события, происходившие в России в то время. В ней поэт стремился осмыслить трагическую обреченность стихийного крестьянского бунта (антоновщины), вызванного неприятием политики военного коммунизма. Пугачевщина являлась своеобразным историческим фоном, на котором ярче и отчетливее проявились особенности крестьянской психологии. В «Пугачеве» Есенин продолжал раскрывать характерный для имажинистского периода его творчества мотив протеста против жестокости революционных преобразований, воплотив его в драматической форме.
Нельзя не отметить особого рода преемственность в метафорическом строе есенинских произведений, созданных в то время. «Черные паруса воронов» из «Кобыльих кораблей» и «желтый парус» из «Исповеди хулигана» связаны с модификациями образа паруса в «Пугачеве», где он встречается пять раз в окончательном варианте текста и два раза в отрывке, который Есенин исключил из него. Уже в первом монологе Пугачева используется метафора, частью которой является образ паруса:

Наконец-то я здесь, здесь!
Рать врагов цепью волн распалась,
Не удалось им на осиновый шест
Водрузить головы моей парус [III. С. 7].

Метафора «головы моей парус» отразила романтический характер образа Пугачева, в уста которого автор вложил свои собственные размышления о «времени и о себе». И здесь нельзя не вспомнить незаконченный роман М. Ю. Лермонтова «Вадим», сюжет которого был также связан с пугачевским восстанием. Есенинская «трагедия в стихах» и лермонтовский исторический роман написаны в одном романтическом ключе. Их главные герои представляют собой исключительные характеры, которые раскрываются в исключительных обстоятельствах. Лермонтовская традиция романтизации героя у Есенина связана с образом паруса. Обратив на это внимание, Т. П. Голованова отмечала: «Ассоциации с парусом неоднократно и по разным вопросам возникают в тексте поэмы. Речь идет не о сходстве образной системы вообще, поскольку именно образов коснулись больше всего имажинистские эксперименты Есенина, а о некоторых особенностях романтического мировосприятия, закрепленных в традиционных образах-символах, которые ассоциативно создали нужную поэту эмоциональную атмосферу»9. Парус в есенинском «Пугачеве» становится символом крестьянской революции, начало которой автор характеризует с помощью перефраза из лермонтовского стихотворения: «А он, мятежный, просит бури» — «Уже мятеж вздымает паруса». Метаморфозы образа паруса ярко отразили особенности есенинского имажинизма. Поэт включает его в сравнительный оборот, когда весть о «явлении» Петра III уподобляется лодке: «По черни ныряет весть,/ Как по гребням волн лодка с парусом низким» [III. С. 24]. Развернутую метафору или «корабельный образ», если использовать есенинское определение из трактата «Ключи Марии», представляет собой парус в монологе Пугачева, когда он рассказывает казакам о своем замысле использовать «тень» убитого по приказу Екатерины императора Петра III для того, чтобы поднять народ на восстание:

Обтянуть тот зловещий скелет парусами
И пустить его по безводным степям,
Как корабль [III. С. 26].

При этом нельзя не отметить характерную метаморфозу. Метафора, представляющая из себя «зловещий скелет», «обтянутый парусами», становится антитезой образу «мятежа», поднимающего паруса. Она символизирует трагический исход восстания. Так Есенин через изображение исторического прошлого выражал свое отношение к крестьянских выступлениям против Советской власти, вызванным недовольством политикой продразверстки. По логике есенинских образных аналогий «черные паруса воронов» из «Кобыльих кораблей» можно увидеть и на «скелете» — корабле, который предлагает отправить в плаванье Пугачев. Так проявились особенности метафоризма исторического мышления Есенина, что ярко выразилось в смелой и новаторской интерпретации лермонтовского образа-символа. О том, какое важное значение придавал данному образу Есенин, красноречиво свидетельствует и тот факт, что он был включен в название сцены, которая не вошла в окончательный вариант редакции трагедии «Пугачев»: «Лунный парус над саратовской крепостной стеной» [III. С. 334]. В этом отрывке мы встречаем  в монологе, который произносит Зарубина, метафору «парус грозы». Она напрямую соотносится с изображением восстания пугачевцев:

Он пришел к нам наш царь мужицкий,
Чтоб спасти нас от лапищ дворян.
Всех, кто жил в подъяремной обиде.
Он под парус грозы — по волнам! [III. С. 334].

Последний раз образ паруса в окончательном варианте текста возникает в монологе казака Творогова, который подговаривает своих сотоварищей выдать своего предводителя правительственным войскам и тем самым спасти собственные жизни:

Нам башка Емельяна — как челн,
Потопающим в дикой реке...
Только раз ведь живем мы, только раз!
Только раз славит юность, как парус, луну
                                                            вдалеке [III. С. 45].

Нельзя не отметить характерную особенность трансформации смыслового значения данного образа. Если в начале трагедии образ паруса символизировал подъем крестьянского восстания и единодушный порыв пугачевцев, то в конце он свидетельствует о разногласиях в среде сподвижников Пугачева, выступая в качестве аргумента одного из его предателей.
Из приведенных примеров можно сделать вывод о том, что «образ образа» — «лермонтовский парус» — послужил Сергею Есенину литературным источником и стал основой для образотворчества в «Кобыльих кораблях», «Исповеди хулигана», «Пугачеве», где он включался в различные виды тропов: метафору, метонимию, сравнение. Это явилось формой новаторского развития лермонтовских традиций, творчески переосмысленных в соответствии с модернистскими принципами имажинистской работы над образом.

Примечания
1 Есенин С. А. Полн. собр. соч.: В 7 т. М., 1995-2001. Т. 7. С. 15. Здесь и далее текст цитируется по этому изданию с указанием тома и страницы в скобках
2 Голованова Т. П. Наследие Лермонтова в советской поэзии. Л., 1978. С. 59.
3 Лермонтовская энциклопедия. М., 1981. С. 366.
4 Там же. С. 367.
5 Лермонтов М. Ю. Собр. соч.: В 4 т. М., 1981. Т. 1. С. 305. Здесь и далее в тексте приводятся ссылки на это  издание с указанием в скобках тома и страниц.
6 Лермонтовская энциклопедия. С.366
7 Славянская мифология. Энциклопедический словарь. М., 1995. С. 116
8 Потебня А. А. Теоретическая поэтика. М., 1990. С. 193.
9 Голованова Т. П. Указ. соч. С. 70.

Добавить комментарий

Комментарии проходят предварительную модерацию и появляются на сайте не моментально, а некоторое время спустя. Поэтому не отправляйте, пожалуйста, комментарии несколько раз подряд.
Комментарии, не имеющие прямого отношения к теме статьи, содержащие оскорбительные слова, ненормативную лексику или малейший намек на разжигание социальной, религиозной или национальной розни, а также просто бессмысленные, ПУБЛИКОВАТЬСЯ НЕ БУДУТ.


Защитный код
Обновить

Новые материалы

Яндекс цитирования
Rambler's Top100 Яндекс.Метрика